Несмолкаемая песня [Рассказы и повести] - Страница 120

120

Главный гвоздь нынешнего вечера — спортивная звезда, и хозяйка, естественно, всячески старалась направить разговор по спортивному руслу. Но — странное дело! — уж сама атмосфера салона, что ли, была таком — и тут разговор шел не столько о самом спорте, о том, кто из спортсменов и в чем за последнее время преуспел, сколько опять же о том, что происходило вокруг да около спорта.

— Слышали, «Крылышки» перекупили левого форварда у «Буревестника»? — это сказал «молодой талантливый» художник.

— И, говорят, немалую сумму отвалили, — подхватил «тоже талантливый» лирик.

Дальше берется развивать эту тему «очень талантливый» физик:

— А что Эдик-то — вы понимаете, о ком я говорю — недавно учудил! Говорят, пришел в «Прагу», заказал что надо, а потом взял по бутылке армянского коньяку в каждую руку и тут же на столе на этих бутылках стойку выжал…

Должно быть, посчитав, что определенный настрой разговору уже дан, хозяйка с максимально обаятельной улыбкой объявила главный номер сегодняшней программы:

— А теперь попросим нашего дорогого гостя поделиться своими впечатлениями… Вероятно, нелегко вам дался чемпионский пьедестал?

— Да, было нелегко, — подтвердил дорогой гость.

А дальше он довольно скучно, газетным языком начал рассказывать, как готовился да как штурмовал тот пьедестал. Похоже, парень добросовестно заучил, что писали о нем в газетах, и вот сейчас шпарил тем же возвышенным слогом, теми же заученными штампами, будто рассказывал не о себе, а о ком-то из своих товарищей.

— Итак, бронза у него… ну, в смысле у меня — уже в кармане… Но что, если мобилизовать все свои недюжинные силы и способности и сделать еще одну попытку — не окажется ли она серебряной? Я мобилизую, делаю последнее нечеловеческое усилие — и второе место, серебро, гром аплодисментов, овация, круг почета…

Надо думать, победа парню досталась и в самом деле нелегко и ему пришлось проявить в борьбе не только силу, но и характер. Вполне возможно, что парень и сам по себе человек неплохой, и мало «виноват» в том, что газеты и телевидение создают вокруг спортсменов ореол национальных героев. Вопрос в том: надо ли создавать тот ореол?..

Куда более живым был рассказ парня о том, как он с друзьями, уже после соревнований, ходил по разным экзотическим кабачкам и какое неизгладимое впечатление произвел на него один коктейль, который ему пришлось попробовать в таком кабачке. Об этих походах в газетах не пишется, парню приходилось рассказывать уже не чужими, а своими словами, и это было куда интереснее.

— Он, этот коктейль, и в голову вроде не бьет, а ноги подсекает. На вкус и не сладкий и не горький, вроде бы немного кислит, но в то же время и в терпкость отдает. А уж аромат, арома-ат — м-м-ыв! Блеск! Люкс!

Приятные воспоминания сделали лицо парня более осмысленным, одухотворенным. Даже его бычья шея стала вроде бы не такой заметной. А чтобы все наглядно представили, как он пил этот коктейль, парень, в заключение, взял с пианино еще ранее услужливо принесенный хозяйкой бокал вина, поднес к лицу, шумно потянул носом, изобразил на лице восторг и блаженство и медленно, с потягом выпил.

Наступила пауза. Все понимали, что сразу же, после такой поэтической картины, которую столь выразительно воссоздал высокий гость, — после такой поэзии сразу переходить на прозу неприлично, так же как считается неприличным хлопать сразу же после вдохновенно исполненной симфонии. Должна пройти минута восторженного оцепенения.

Однако минута эта явно затягивалась. И чтобы как-то достойно заполнить паузу, опытная хозяйка включила магнитофон. Он стоял в другом уголке, у другого окна. Он и держался в салоне для заполнения всякого рода пауз. Когда же паузы становились особенно частыми и особенно длительными — магнитофон был особенно кстати. Тогда он совсем не выключался. Тогда считалось, что он создает для разговора музыкальный фон, хотя на самом-то деле получалось так, что все просто сидели и слушали, как истошно орут битлы или бьется в припадке шейк, а те, кто успевал к тому времени уже захмелеть, начинали сами его отплясывать.

Юльке это, конечно, не нравилось: выпили и пляшут — хорошенькое интеллектуальное общение! Но она была достаточно умна, чтобы понимать, что без стола а ля фуршет, хоть он и стоит не посредине комнаты, а в углу, без магнитофона, стоящего в другом углу, добрую половину завсегдатаев салона сюда бы и на аркане не затащить.

Обычными танцами кончился и нынешний вечер.

Высокий гость — детина на голову выше меня, это, считай, близко к двум метрам — спортивный гость станцевал с хозяйкой, а потом пригласил Маринку. Не только в коктейлях разбирается парень! Понимает, что Маринка среди всей этой салонной шатии самая красивая. Только лапу-то свою — в ней небось добрых полпуда — совсем не обязательно Маринке на плечо класть… И та, дуреха, сияет, словно с ней не обыкновенный, заурядный слон, а сказочный принц танцует. И глядит на него снизу вверх, как Моська, и что-то говорит, говорит, хотя, разобраться, говорить-то совсем не о чем…

Непонятное существо эта Маринка! Вот ведь точно знаю, что совсем неинтересно ей с этим чемпионом. Однако она и сейчас делает вид, что ей очень лестно его внимание и что разговор у них идет ужасно содержательный, и потом будет рассказывать об этом матери и подругам с тайной гордостью: да, мол, вот так запросто танцевали у Юльки, и он мне, помнится, сказал… Зачем это ей? Или ей кажется, что если она потолкалась около какой-нибудь «звезды», то отблеск сияния той «звезды» падет и на ее чело? Маринка прекрасно знает, сколь мизерна цена тем лавровым венкам, которые так щедро раздает Юлька своим гостям, и нам с Маринкой в том числе. И все же Маринке нравится, когда и ее и меня называют талантливыми, подающими большие надежды. Это словно бы утверждает и возвышает ее в собственных глазах… Эх, Маринка, Маринка!..

120